«АКТЕРЫ ТАГАНКИ НАЧАЛИ УЛЫБАТЬСЯ...»
"Собеседник"
№41, октябрь 2011
– До «Звуков» вы участвовали в «Норд-Осте» (Мария Татаринова) и «Обыкновенном чуде» (хозяйка, жена волшебника).
Чем подготовка бродвейских мюзиклов отличается от наших?
– В «Норд-Осте», кстати, технология была бродвейская. Создатели мюзикла – Иващенко и Васильев – долго изучали ее. Для нас предложенные ими каноны были внове. Мы привыкли работать по-русски: долго репетировать, чего-то там изобретать. Поэтому, столкнувшись с другим, были немножко в шоке.
Основное отличие в том, что при большом объеме работы европейские мюзиклы делаются в очень короткие сроки. Все пластические и музыкальные номера нужно успеть поставить за два месяца. Мне кажется, эта система – единственно возможная при создании таких проектов. Иначе можно сильно обжечься. С «Обыкновенным чудом» так и вышло.
– Может, это и не вы виноваты, а жанр, загнувшийся с годами?
– Мюзикл не загнулся – просто в России он не так сильно развит, как в Европе. Как показывает практика Московского дворца молодежи, это вполне успешный жанр. Но он требует колоссальных вложений. Если на Бродвее можно встретить много подобных театров, то у нас такой один – МДМ.
– В первый месяц у «Звуков музыки» запланировано аж 36 показов. При таком графике ничего больше не успеть.
– Здесь, как нигде, по-человечески относятся к артистам. Все понимают, какой жизнью мы живем, что нам нужно еще успеть где-то сняться, съездить на гастроли… В «Норд-Осте» все было жестко: лицо проекта больше нигде не должно играть. Я не понимала этого.
– Баронесса в мюзикле, графиня из сериала «Институт благородных девиц» – роли одного ряда?
– Похожее есть. Но если в баронессе нет негативных черт (женщина с происхождением, она демонстрирует достоинство и отпускает любимого к другой), то графиня Воронцова – сложный образ. Сначала она была совсем отрицательная, и я с первых дней стала искать тому причину. А причина одна – отсутствие любви. Где в то время могла найти себя обеспеченная женщина, получившая лучшее образование? Только в семье. Но с Воронцовым не сложилось, от этого и пошли всплески капризов, протесты… Правда, к концу, мне кажется, удалось вырулить в сторону человечности ее образа. Я играла ее целый год и успела полюбить свою героиню. Переживала: что мне принесут в сценарии? Совпадет ли он с той судьбой Воронцовой, которая складывается в моей голове?
– Была возможность изменить написанное?
– Я не ходила к редакторам, не просила. Но иногда приходилось переделывать текст. Порой приносили такие слова, которые мой персонаж просто не мог произнести.
Иногда сюжетно не связывалось. Или забывали, в каком я должна быть костюме. Однажды надели платье, будто я на девятом месяце беременности. А у меня только третий идет по сценарию, живота еще не видно… Была серия, в которой Воронцова три раза сменила прическу и грим – войдя в комнату, сев и выйдя. (Смеется.) Мне проще – я слежу только за своим персонажем. А когда у тебя сто героев и ты всех должен одеть, загримировать, накладки возможны.
– Жалеете, что сериал закончился?
– Поначалу на площадке царила нервная атмосфера, сниматься было неуютно. А потом сменилась команда гримеров, и я стала приходить на работу с радостью. Это очень важно. Актер проводит перед зеркалом много времени: пока тебя причесывают, пока красят… Если что-то при этом доставляет неудобство, то работа становится наказанием. А когда ты рад всех видеть, как было в последнее время, действительно жалко расставаться.
Сериал – особый стиль работы. Я впервые снималась в таком большом проекте. В нем есть своя прелесть. В театре роль ограничена, все время одна, а тут каждый раз что-то новое. Если профессионально относиться к работе, любую роль можно сделать красиво и интересно.
– Что на первом месте в вашей оценке предлагаемого проекта? Медийность? Качество? Гонорар?
– Все имеет значение. Наверное, если совсем неинтересно, то, как бы медийно ни было, я туда не пойду. Или если очень интересно, но бесплатно, это тоже не дело. Любая работа (а я привыкла работать по-честному) требует времени, затрат сил. Соответственно, если много внимания уделяешь малобюджетному проекту, зарабатываешь меньше денег. А мне все-таки нужно содержать семью. Нефтевышек у нас нет, деньги сами не льются.
Правда, в этом году мне приходилось отказываться от работы. Это было так приятно! Приятнее, чем соглашаться. На часть предложений просто не было времени. 3 выходных дня за весь год!
– Хочу понять: вы специально ищете популярности?
– Ой, в этом вопросе от стремления актера так мало зависит… Ну, идешь то на один, то на другой кастинг. А дальше все так неопределенно – утвердят тебя на роль или нет и что в результате получится…
– После ухода Юрия Любимова, в спектаклях которого вы играли, атмосфера на Таганке сильно изменилась?
– Для меня это на уровне ощущений. Кажется, что стало больше света, хотя его столько же. Легче дышится. Все эти годы люди хотели работать, и наконец такая возможность появилась. Актеры оживают, сейчас готовятся три премьеры. Режиссер первой («Венецианские близнецы»), итальянец Паоло Ланди, придя в театр и увидев грустные лица (мы уже привыкли так существовать), спросил: «А у вас актеры улыбаться умеют?» На этот вопрос все рассмеялись, и Паоло сказал: «Да, вижу, что умеют». Казалось бы, маленький нюанс, но он показательный.
– Давно улыбки исчезли?
– Я в театре с 1995 года, и особого оптимизма никогда не наблюдалось. Был период, когда мы активно гастролировали, а в последнее время – скукотища. Не хочу давать никаких оценок произошедшему, но думаю, что перемены пойдут Таганке на пользу.
– Когда по итогам заварушки директором и худруком назначили Золотухина, вы сказали, что тот не очень-то и рад. Почему у него была такая реакция?
– Это ведь сложная должность… Взваливать на себя целую организацию и ответственность за судьбу коллектива – не подарок. Это очень тяжелая работа. Теперь Валерий Сергеевич должен ставить подписи, принимать решения. Надо обладать большим мужеством, чтобы решиться взвалить на свои плечи этот груз. Но, кроме Золотухина, сделать это в театре было совершенно некому. Неизвестно, как бы все повернулось, какого бы руководителя нам прислали… Выгнал бы он всех или нет?
– Мне кажется, актеры слишком драматизировали ситуацию. Вели себя так, будто это был вопрос жизни и смерти.
– В каком-то смысле так оно и есть… Когда ты работаешь в театре 10, 20, а то и 40 лет, он становится домом, ты не мыслишь себя без него. У меня другая ситуация. Я всегда, кроме Таганки, умудрялась работать еще в двух театрах. Не могу сказать, что наблюдала ситуацию со стороны, но все равно переживала ее не так тяжело и глубоко, как другие.
Ольга САБУРОВА
http://sobesednik.ru/interview/irina-lindt-aktery-taganki-nachali-ulybatsya
|